Накануне Минобороны РФ обнародовало архивные документы по освобождению концлагеря, на которых 70 лет стоял гриф «секретно». Хотя кажется очевидным, что рассекречивание военных архивов помогло бы торжеству «исторической правды куда больше, чем заявление Совфеда и недавние законы о недопустимости пересмотра истории Второй Мировой.
«Гриф секретно снят» – стоит заставка на сайте Минобороны. После преамбулы о недопустимости заявлений, ставящих «под сомнение решающий вклад бойцов Красной Армии в освобождение узников концлагерей» сайт сообщает, что остались архивные документы, «свидетели того времени, зафиксировавшие историческую правду».
Документы действительно сильные. Причем не только военные.
Это и докладные записки военкоров «Правды» и «Комсомольской правды», которые одними из первых побывали в Освенциме. И свидетельства выживших заключенных и местных жителей, которые позже стали доказательствами преступлений нацистов на Нюрнбергском процессе. И донесение о составе военнослужащих 60 армии 1-го Украинского фронта по состоянию на 1 января 1945 года: «Офицерский состав: русские 7501, украинцы 2126. Из всего личного состава русских 42298, украинцев 38041…» Дальше в архивном документе идут белорусы, армяне, грузины и т.д., всего — 39 национальностей.
Но почему эти потрясающие документы были засекречены все эти 70 лет? Почему их не рассылал МИД по дипломатическим каналам в ответ на странные заявления западных политиков? Почему их не показывали по всем своим каналам российские пропагандистские СМИ? Почему до сих пор засекречены и многие другие военные архивы, включая документы блокадного времени, которое является для российского общества больной темой?
Гордость подвигами предков в России страшно обезличена.
Слоган на машине «Спасибо деду за победу» повесить легко. Куда сложнее поименно вспомнить в день освобождения Освенцима тех узников концлагеря, кто дожил до наших дней (их остались-то единицы), а не выяснять по всем каналам, почему именно Путина не позвали 27 января в Освенцим.
Или организовать памятные мероприятия в день полного снятия блокады так, чтобы почтить в первую очередь тех, кто эту блокаду пережил, а не тех, кто и сегодня запрещает обсуждать острые вопросы этой трагедии.
В прошлом году питерские чиновники прославились тем, что решили в день 70-летия снятия блокады «воссоздать атмосферу блокадного города». В этом – организовали «блокадный флешмоб»: хор в пять тысяч человек читал стихи Ольги Берггольц. При этом блокадные дневники Ольги Берггольц – потрясающие по силе воздействия – выпущены в России минимальным тиражом. Да и рассекречены всего пять лет назад, с большим трудом.
А она писала в них, в частности о том, как советская власть секретит правду о блокаде. В марте 1942-го ленинградский Радиокомитет, где с начала блокады работала Берггольц, командировал ее, на грани дистрофии, в Москву. Берггольц была потрясена: «Здесь не говорят правды о Ленинграде ...Ни у кого не было даже приближенного представления о том, что переживает город ...Не знали, что мы голодаем, что люди умирают от голода ... запрещено слово «дистрофия», — смерть происходит от других причин, но не от голода! …Трубя о нашем мужестве, они скрывают от народа правду о нас. Мы изолированы, мы выступаем в ролях «героев» фильма «Светлый путь» …Для слова — правдивого слова о Ленинграде — еще, видимо, не пришло время... Придет ли оно вообще?...»
Конечно, проще гордится подвигом миллионов, чем спустя 70 лет обеспечить каждому дожившему если не отдельное жилье, то хотя бы защиту от хамства и глупости чиновников.
Проще устроить обструкцию телеканалу, неудачно сформулировавшему блокадный опрос, чем допустить серьезные дискуссии по опасной теме ответственности власти за политические и военные решения.
Обществу предлагают меньше знать – и больше гордиться.
Может, потому и лежат в архивах под грифом «секретно» документы, которые помогли бы воспитать не патриотов по вере, а патриотов по знанию. Пусть даже горькому — документы фиксируют не только героические, но и трагические, и страшные страницы событий – но знанию. Только правда мешает манипуляции и переписыванию истории, которых так боятся политики. При этом она же не позволяет забыть, что любая война – это не только подвиг народа, но зачастую и ошибки
